Через мой труп - Страница 3

– Но ведь не…

– Арчи!

Я понял, что дело безнадежно, хотя понятия не имел, в самом ли деле он ударился в панику или просто юродствует. Я плюнул на все и, вернувшись в кабинет, остановился перед черногоркой.

– Мистер Вульф очень сожалеет, но он не сможет помочь вашей подруге. Он слишком занят.

Она слегка откинула голову, чтобы посмотреть на меня. Дыхание ее участилось, а рот приоткрылся.

– Как не сможет – он должен! – Она вскочила, и я отступил на шаг под ее сверкающим взглядом. – Мы же из Черногории! Она… моя подруга… она… – Негодование душило ее.

– Я все сказал, – непреклонно оборвал я. – Он не хочет за это браться. Иногда мне удается его переубедить, но всему есть предел. Кстати, что означает «Hvala Bogu»?

Она уставилась на меня.

– Это значит «Слава Богу». Если я его увижу, скажите ему…

– Не стоило вам говорить этих слов. Они напомнили ему Черногорию. А у Вульфа на нее аллергия. Простите, мисс Лофхен, но ничего не получится. Я его знаю от «А» до «У». «У» означает «упрямый как осел».

– Но он… Мне необходимо повидаться с ним, скажите ему…

Оказалось, что она тоже довольно упряма – чтобы выставить ее, мне понадобилось не меньше пяти минут – мне вовсе не хотелось вести себя грубо; в конце концов, я ничего тогда не имел против черногорских барышень, если не считать их немыслимого произношения. Наконец я закрыл за ней дверь и, вернувшись в кухню, язвительно провозгласил:

– Думаю, опасность миновала. Идите за мной, не отставая, а если я вдруг заору благим матом, бегите, словно за вами черти гонятся.

Неразборчивая воркотня Вульфа мне в спину напомнила, что с ним лучше сглаживать острые углы, а потому, когда он спустя пару минут вернулся в кабинет и вновь утвердился в своем кресле, я и не заикнулся, чтобы объяснить свою точку зрения. Вульф пил пиво и ковырялся в стопке каталогов, а я проверял накладные от Хена и делал еще кое-какую рутинную работу. Чуть позже Вульф попросил меня приоткрыть окно, и я понял, что скандалист уже немножко поостыл.

Напрасно мы – или кто-то из нас – думали, что на сегодня с Балканами покончено. После одиннадцати часов, когда я нахожусь вместе с Вульфом в кабинете, входную дверь посетителям обычно открывает Фриц. Примерно в полпервого он вошел в кабинет и, сделав положенные три шага, объявил о посетителе, который назвался Шталем, а про род своих занятий сказал лишь, что он служит в Федеральном бюро расследований.

Я длинно присвистнул и осторожно воскликнул:

– Ого!

Вульф слегка приоткрыл глаза и кивнул, и Фриц пошел приглашать посетителя.

Нам еще не приходилось сталкиваться в работе с агентом ФБР, и, когда тот вошел, я удостоил его высочайшей чести, развернув свой стул на целых сто восемьдесят градусов. Вошедший был субъект как субъект, невысокий, широкоплечий, с умными глазами, пожалуй, только подбородок подкачал, да и ботинки не мешало бы вычистить. Он еще раз представился, пожал руки мне и Вульфу, вынул из кармана кожаный бумажник, небрежно открыл его и улыбнулся Вульфу сдержанно, но дружески.

– Вот, пожалуйста, мое удостоверение, – произнес он хорошо поставленным голосом. Он вообще отличался прекрасными манерами, словно солидный страховой агент.

Вульф взглянул на предложенный документ, кивнул и указал на кресло.

– Чем обязан, сэр?

Казалось, вид у фэбээровца был извиняющийся.

– Простите за беспокойство, мистер Вульф, но работа есть работа. Я хотел бы спросить у вас, знакомы ли вы с федеральным законом, недавно вошедшим в силу, который требует, чтобы лица, которые являются в стране представителями зарубежных ведомств, регистрировались в госдепартаменте.

– Да, знаком, хотя и не очень подробно. Я знаю о нем из газет, прочитал не так давно.

– Значит, вы о нем знаете?

– Знаю.

– Вы зарегистрировались, как там сказано?

– Нет. Я же не агент иностранного ведомства.

Фзбээровец закинул ногу на ногу.

– Закон действует по отношению к представителям иностранных фирм, частных лиц и организаций, а также зарубежных правительств.

– Именно так я и понял.

– Он применим как к приезжим, так и к гражданам США. Вы – гражданин Соединенных Штатов?

– Да. Я здесь родился.

– Вы состояли какое-то время на службе у австрийского правительства?

– Да, очень короткое время, еще в молодости. Но тогда я был не здесь, а за границей. Потом я оставил ту службу.

– И служили в черногорской армии?

– Да, но несколько позже, хотя тоже в юности. Тогда я верил в то, что всех людей, которые неправы или жестоки, следует убивать, и я убил кое-кого сам. Тогда, в 1916 году, я чуть не умер от голода.

Фэбээровец, казалось, был поражен:

– Извините, не понял.

– Я сказал – чуть не умер от голода. Вторглись австрийцы, и мы сражались голыми когтями против пулеметов. Я был почти мертвец, ведь человек не может жить, питаясь сухой травой. Но я все же выжил. Снова мне довелось поесть, только когда Соединенные Штаты вступили в войну и я прошагал шестьсот миль, чтобы завербоваться в американский корпус. Когда война кончилась, я вернулся на Балканы, развеял там еще одну иллюзию и эмигрировал в Америку.

– Hvala Bogu, – весело вставил я.

Шталь ошарашенно вскинул голову.

– Простите? Вы черногорец?

– Да нет. Почти. Я из Огайо. Огайец чистейших кровей. Это у меня нечаянно вырвалось.

Вульф не удостоил меня вниманием и продолжил:

– Мистер Шталь, я бы сказал, что не потерпел бы попытки копаться в моем прошлом, кто бы там ни вздумал интересоваться, чем я занимался. Но вы для меня – не кто попало. Естественно, вы ведь представитель ФБР. В сущности, вы – сама Америка, соблаговолившая посетить мой кабинет и кое-что обо мне разузнать. Я же так глубоко благодарен своей стране за любезность, от которой она до сих пор ухитрялась воздерживаться… Кстати, вы не откажетесь от стаканчика американского пива?